Три цвета крови - Страница 8

— Нам ничего не рассказывали, — очень тихо произнес неприятный тип, осторожно оглядываясь по сторонам, — мы просто считали, что вы захотите вернуться в Тбилиси.

— Но не таким путем. Вы хотите, чтобы я стал вашим сообщником или компаньоном. Думаете, я ничего не понимаю? Узнали, что я работал в охране Звиада Гамсахурдиа, и решили, что могу стать вашим сообщником, так как не люблю нынешний режим в Грузии. А я служил не Гамсахурдиа. Я просто работал в охране президента. И никогда и ни за что не буду работать на таких, как вы. Даже если мне не очень нравятся те, кто сидит сегодня в Грузии. И даже если буду умирать с голода и нуждаться в куске хлеба.

Собеседник чуть усмехнулся, посмотрев с заметным сожалением на сидевшего перед ним Давида Алексидзе.

— Вы идеалист, — сказал он, — таких, как вы, уже нет. Я думал, в бывшем КГБ их тоже не было. Видимо, я ошибался. До свидания. Может, я оставлю свой телефон?

— В этом нет необходимости, — твердо сказал Алексидзе.

— Всего хорошего. — Его собеседник вышел из зала, поднялся по ступенькам наверх, в гардероб. Уже на улице, перейдя через дорогу, он подошел к темно-синему «Ауди». Оглянувшись, сел на заднее сиденье, где уже находился один пассажир.

— Ну что? — спросил пассажир. Он был в темных очках.

— Он не согласился. Говорит, что не хочет работать против Грузии.

— Больше ничего не сказал?

— Сказал, что мы ошиблись, посчитав, что он может стать нашим компаньоном.

— Он тебя вычислил.

— Но…

— Он тебя вычислил. У тебя уже вторая неудача. По-моему, это многовато.

— Только вторая. Во всех остальных случаях все было нормально.

— Все равно много. Сам знаешь, что тебе нужно делать, или подсказать?

— Знаю.

— Прямо сегодня. Постарайся хоть это сделать нормально.

Алексидзе заканчивал ужин. Он любил иногда посидеть в «Арагви», словно здесь была частичка той самой Грузии, которую он потерял. Но на этот раз на душе было неспокойно. Почему эти подонки решили, что они могут доверять именно ему, Давиду Алексидзе? И какими возможностями они располагают, если могут даже вернуть его на прежнее место? Эти вопросы волновали его более всех остальных.

Он заплатил по счету, оставив, как обычно, щедрые чаевые, и пошел к выходу.

Право на ношение оружия у него было зарегистрировано по всей форме, и пистолет привычно давил с левого бока. Он никогда не приезжал сюда на своем автомобиле. Вот и сейчас, выйдя из ресторана, он прошел площадь перед памятником Юрию Долгорукому, миновал книжный магазин «Москва» и направился к ближайшей станции метро.

К своему дому он подошел спустя два часа. Во дворе привычно сидели старушки, обсуждавшие последние новости. Бегали дети. Было уже довольно темно, когда он вошел в подъезд. И неожиданно почувствовал нечто тревожное. Именно почувствовал — в подъезде была необычная концентрация устоявшегося табачного дыма. Здесь пахло всем, чем обычно пахнет в московских подъездах. Немного мочой, немного сигаретным дымом, немного гнилыми продуктами, словно специально брошенными под лестницу, немного пылью. Но сегодня в подъезде стоял устойчивый запах табачного дыма, который возникает тогда, когда наверху, на первой лестничной площадке, где висят почтовые ящики, долго стоит человек, который кого-то ждет.

Алексидзе осторожно достал пистолет. Замер, прислушиваясь. Наверху определенно кто-то стоял. Сзади послышались шаги. Давид обернулся. В подъезд вошел старик, живущий на последнем этаже. Он кивнул Алексидзе и, держась за перила лестницы, начал подниматься.

Давид слушал, прижавшись к стене. Старик повернул за угол, поднимаясь на следующий лестничный пролет. Алексидзе осторожно поднимался следом. Если он прав, неизвестный должен сейчас обязательно показаться. И действительно, через мгновение за спиной старика выросла темная фигура. Сомнений не было: незнакомец держал в руках оружие. Старик испуганно обернулся, и неизвестный быстро опустил пистолет, поняв, что ошибается.

Старик, даже не осознав, что чудом избежал смерти, стал подниматься дальше. Неизвестный что-то пробормотал и обернулся. Прямо в лицо ему смотрело дуло пистолета Давида Алексидзе. Что бы ни говорили после развала страны, а в прежнем КГБ умели готовить кадры. Полковник просчитал все правильно.

— Ты ошибся, — сурово сказал он, держа пистолет в вытянутой руке.

Киллер держал оружие в руках, но понимал, что любой его жест будет последним. И стоял, замерев, глядя прямо в дуло пистолета Алексидзе.

— Брось пистолет, — велел Алексидзе, — но без лишних движений. Просто разожми руки.

Киллер осторожно отпустил пистолет. Тот глухо ударился об пол, отлетев в сторону.

— Кто? — спросил Алексидзе.

Киллер молчал.

— Мне нужно его имя, — строго сказал Давид, — его настоящее имя. У тебя есть пять секунд. Мне терять нечего.

Киллер облизнул губы. Умирать очень не хотелось.

— Раз…

Киллер оглянулся. Похоже, этот сумасшедший действительно будет стрелять.

— Два… Три…

Спасения не было. У него оставалось только две секунды.

— Четыре…

— Стой, — выкрикнул террорист, — меня послал Хромой Гиви.

Уже одного этого имени было достаточно, чтобы Алексидзе все понял. Хромой Гиви был известным вором в законе — Гиви Кобахидзе. По сведениям грузинского КГБ, он еще в восьмидесятые годы довольно активно занимался наркобизнесом, контролируя большую часть наркотиков, поступающих в Абхазию и Грузию. Он был одним из немногих авторитетов, сумевших удержаться на плаву после распада Империи. Борьба за рынки шла ожесточенная, стариков отчаянно теснили молодые и нахрапистые соперники. Имя хромого Гиви означало, что Алексидзе не ошибся, предполагая, кто стоит за предложением, сделанным ему два часа назад в «Арагви». Но это означало и другое. Отныне Давид и его семья были приговорены.